В палате умирает офицер...

В палате умирает офицер, 
Врачи снуют и шепчутся растерянно, 
Решение: принятье срочных мер, 
Последний шанс, последний — не потерянный, 
Был месяц в коме молодой старлей, 
Вернее — плоть, изрытая гранатою, 
Одиннадцать легло богатырей 
Под полностью разрушенной заставою, 
А он один, оставшийся в живых, 
В бреду кричал, что бойня не кончается, 
Лишь под наркозом, наконец, затих, 
И, улыбнувшись, вымолвил: «Красавица!» 
Никто не понял этот тихий зов, 
Понятно: бред, сказал непреднамеренно, 
А он уже не слышал докторов, 
И острый скальпель впился в плоть уверенно…

В посёлке появился новый пёс, 
Вернее: псина — уши, хвост, как водится, 
Но в ранах бок, нет на спине волос, 
Да, не собака — чистая уродица, 
Вот ковыляет, лапу волоча, 
Оближет раны и лежит бессильная, 
Питалась бросом, так, по-мелочам, 
А ночью выла, ну, тоска могильная… 
Уродицей её и нарекли, 
Ругали, гнали и, порой безжалостно, 
Её сживали люди, как могли, 
А то: плеснут ей вслед помойной гадостью,
Она терпела; с жалобой к кому 
Пойдёт собака тощая убогая? 
А ночью она выла потому, 
Что жизнь была с ней через меру строгою…

«Так, он спасён!? — воскликнул генерал,- 
Спасибо вам, профессор, преогромное!» 
«Мой сын живой и кризис миновал» — 
дублировал он в трубку телефонную…
И не было счастливее отца 
В тот день во всей Вселенной обитаемой, 
Вторая жизнь для сына-молодца, 
Подарок Свыше, долгоожидаемый… 
Немедля, генерал завёл свой «Джип»: 
«Скорее, к сыну, повидаться, встретиться!», 
Нажал педаль, рукой к рулю прилип, 
«Какое счастье! Даже и не верится!» 
На полпути внезапно тормознул, 
Подумал, что виденье надвигается, 
Но, приглядевшись, радостно вздохнул, 
И, улыбнувшись, выкрикнул: «Красавица!» 

Её нашли сдыхающим щенком, 
Разбита лапа, с голоду не лается, 
Кормили и лечили всем полком, 
И имя дали нежное — Красавица, 
Любимицею стала у солдат, 
В свободный час — утехой и забавою, 
Особенно её любил комбат, 
А сын его командовал заставою… 
И, часто, прихромав к передовой, 
Считая своим долгом обязательным, 
Она, как наблюдатель-рядовой, 
Смотрела вдаль внимательно, внимательно, 
Потом старлей её рукой трепал — 
И точно знал: ей очень это нравится, 
Какой восторг: он в ухо ей шептал: 
«Красавица, Красавица, Красавица»… 

В один из дней случилось всё не так: 
Старлей был строг, не гладил по привычному, 
Собака ощутила — это знак, 
Случилось что-то… что-то необычное… 
И вот, зашевелилась полоса, 
На склоне гор, среди деревьев, в просини, 
Чужие загалдели голоса, 
Завыли миномёты, загундосили, 
Разрывы по-началу вдалеке, 
Потом всё ближе, метче и накладистей, 
Двенадцать залегли на бугорке, 
Отстреливаясь от незванной напасти, 
Тринадцатая, сжавшись вся в комок, 
Скулила, толь от страха, толь от жалости, 
Секунды, свист, внимание, прыжок, 
И стихло всё, растаяв в безвозвратности… 

 

«Нельзя с собакой, да ещё с такой!» — 
кричала медсестра, смотря с тревогою, 
«Да не собака это, а герой! — 
с ней спорил генерал, неся убогую, 
— Он должен её первой увидать, 
Тогда посмотришь, сразу же поправится!» 
Сестра успела только лишь сказать: 
«Профессору такое не понравится!» 
А в это время, приходя в себя, 
Старлей, дыша под маской кислородною, 
Увидел бой и линию огня, 
Гранату рядом противопехотную, 
И несколько сосчитанных секунд, 
До взрыва… мысли: закричать иль каяться? 
И до того, как вверх взметнулся грунт, 
Собой его накрывшая Красавица…

УРОДИЦА   Автор  Александр Юфик, 2012